Леонора Флейшер - Герой. Бонни и Клайд: [Романы]

Они быстро идут на поправку, размышлял Мосс, и скоро, похоже, опять двинутся в путь-дорогу. Они приехали сюда меньше чем неделю назад, но теперь, хоть и по-прежнему были в бинтах, явно окрепли.

Они сильно отличались от других. В них было нечто не понятное Айвену, не поддававшееся его пониманию — какая-то чистая сущность, словно им удалось избавиться от всего наносного, лишнего, что так тяготило его самого. Лицо Бонни без косметики было худым, аскетичным, проясненным. Клайд же, словно набравшись силы от земли, к которой прикоснулся, утратил былую напряженность, снова стал собой.

В почтовом ящике была только местная газета, выходившая раз в неделю. Айвен вынул ее и раскрыл, уже вернувшись на крыльцо.

— Прочти вслух, папа, — сказал К.У.

— Да, — лениво отозвался Клайд, — что там они о нас пишут?

— Вот, — сказал Айвен Мосс. — Банда Барроу пробивается через самое большое окружение.

— Хороший заголовок, — усмехнулся Клайд.

Айвен тоже хмыкнул и продолжил чтение:

— Они пробились через окружение, заявил шериф Смут.

— Смут! — захохотал Клайд, весело хлопая себя по бедру. — Хорошая фамилия, ничего не скажешь! — Он взял газету из рук Айвена. — Ну-ка, ну-ка, — забормотал он, и на лице его появилась широкая улыбка. — Ты только послушай, Бонни, что они пишут на первой полосе! Послушай… Как сквозь землю провалились Бонни, Клайд и третий неопознанный участник. Это ты, К.У. — Полицейские Аойвы были удивлены невероятным исчезновением блуждающей банды — Клайда Барроу и его подруги желтоволосой Бонни Паркер…

Бонни задумчиво потрогала волосы и промолчала.

— Да уж, — саркастически заметил Клайд. — Мы просто расправили крылышки, поднялись в воздух и улетели. — Он рассмеялся — слишком быстро, слишком громко. — Каково, Бонни?! Мы с тобой попали на первую полосу! Здорово, да?

К.У. весело хлопал в ладоши.

— Представляешь, папа, какие знаменитости у тебя в гостях! Неплохо, да?

Айвен Мосс начертил носком ботинка какую-то фигуру на досках веранды и изобразил на своем широком лице услужливую улыбку.

— Ну да, конечно. Это фантастика! Большая честь…

У Клайда от этого совсем улучшилось настроение, и, откинувшись на спинку стула, он произнес:

— Вот что я скажу вам, мистер Мосс. Вы оказали нам гостеприимство, и я хочу заплатить вам сорок долларов. Идет?

Айвен энергично потряс своей круглой, как мяч, головой:

— Нет, нет, мистер Барроу, не надо мне ваших денег. Честное слово, не надо. Я очень рад, что вы оказали мне честь… Да, да. Друзья Кларенса — мои друзья. Имейте в виду.

— Ну, как знаете, — отозвался Клайд, охотно принимая комплимент. Он снова углубился в газету и стал читать вслух: — Полиция заносит в свой актив поимку Бланш Барроу и убийство Бака Барроу, который скончался после того, когда его брат Клайд сбежал.

Радостное выражение сразу же исчезло с лица Клайда. Он вскочил на ноги в досаде и обиде. Лицо его вытянулось, губы сжались.

— Сбежал? Что они хотят этим сказать? А что еще я мог сделать?

— Ну конечно, Клайд, у тебя не было другого выхода, — отозвалась Бонни. — Не волнуйся!

— Мерзавцы! Он уже успел умереть к тому времени. Уже умер! И они это прекрасно знали!

— Ну да, Клайд. Он уже успел умереть.

— Я ничем., не мог ему помочь, — продолжал неистовствовать Клайд. — Бак был моим братом, самым близким человеком. Я бы ни за что не оставил его, если бы у него был хоть один-единст-венный шанс.

— Не волнуйся, милый. Зачем так волноваться из-за какой-то дурацкой статейки?

— Сбежал… — бормотал Клайд, глядя вдаль, на поле… — Сбежал! Им ли не знать…

К.У. встал, потянулся и сказал:

— Ну что, папа, может, поедим?

— Пожалуй, — неохотно отозвался Айвен. Он не хотел пропустить ничего из того, что говорили его гости. — Ну как насчет немного подкрепиться, друзья?

— Потом, мистер Мосс, — сказала Бонни.

— Хорошо, — отозвался тот. — Когда проголодаетесь, то дайте знать. Все, что у меня есть, мисс Бонни, — в вашем распоряжении. Для вас и Клайда мне ничего не жалко. Пошли, Кларенс.

Они вошли в дом. Когда они оказались на кухне и их не могли услышать с улицы, Айвен обернулся к сыну, побагровев от злости и презрения.

— Как же ты им такое позволил? — рявкнул он.

— Чего? — не понял сын.

— Чего, чего! Как ты позволил им сделать тебе эту татуировку?! — яростно говорил Айвен. — Он ткнул сыну в грудь толстым пальцем и прошипел: — Это же просто идиотизм!

К.У. посмотрел на свою грудь, где прихотливым узором распустились красные и синие сердца и стрелы, цветы, ленты, птицы, — все то, что помогла ему выбрать Бонни в салоне, где делали татуировки. Ему тогда это понравилось. Да и теперь он не видел в этом ничего плохого.

— По-моему, здорово, — сказал К.У., помолчав.

— Черт-те что! Ты выглядишь, как какая-то шваль. Разукрасили, к чертям собачьим. Шваль и дешевка.

К.У. покраснел и сказал:

— А Бонни говорит, что получилось красиво.

— Бонни! — фыркнул Айвен. Все его презрение, вся его злость выразилась в этом коротком слове. — Что она понимает. Она сама дешевка. Да и Клайд тоже хорош. Два сапога пара. Ты только посмотри, что они с тобой сделали, а о тебе ни слова в газетах. Там даже не сказано, что ты с ними тоже был. Ты просто ноль. Человек, личность которого, видите ли, не удалось установить. Никто! Ты, значит, годишься, чтобы им помогать, годишься, чтобы тебя можно было разрисовать, но назвать тебя по имени — Боже упаси! Ни разу о тебе ни полслова!

— Но папа…

— Я рад, что твоя бедная мать не дожила до этого позора, — проговорил Айвен дрожащим от волнения голосом и презрительно отвернулся.

К.У. посмотрел на свою грудь и, сделав гримасу, сказал:

— Не знаю, что тут такого плохого…

На крыльце по-прежнему сидел Клайд. Он глядел в газету, страдальчески наморщив лоб. Бонни, сидевшей рядом, стало его жалко.

— Как ты себя чувствуешь, милый? — заботливым тоном осведомилась она.

— Все в порядке, — отвечал он. — Гораздо лучше. — Он еще раз поглядел на крупные буквы заголовка и сказал: — Такие дела, Бонни. Как ни верти, а мы добились своего. О нас заговорили все! Вся Америка теперь знает, кто мы такие.

— Да, да, — подхватила Бонни, но энтузиазм ее быстро угас. — Но я устала грабить банки, — вдруг призналась она.

— Я тоже, — отозвался Клайд.

Она с удивлением поглядела на него. В его интонациях было очень немного согласия. Даже теперь он словно блуждал в каком-то совсем особом мире.

— Клайд, ну о чем ты думаешь?

Ее вопрос вернул его на землю. Глаза загорелись, лицо оживилось, на губах заиграла его быстрая улыбочка.

— У меня возникла идея, Бонни! Отличная идея! Гляди! — он протянул ей газету и ткнул пальцем в фотографию внизу страницы. — Бонни увидела строгого седоволосого старика с пронзительными глазами. — Ты знаешь, кто это?

— Нет.

Клайд откинулся на спинку стула. Он смаковал свой план, радовался ему, как ребенок новой игрушке, и, медленно выпуская слово за словом, чтобы от души насладиться производимым эффектом, произнес:

— Это Флойд У. Симмонс. Король пшеницы, кукурузы и всего прочего. Стоит миллион. В газете пишут, что каждое воскресенье он встает в шесть утра и играет в гольф. На поле возле Форт Уорта. Такие дела… И вот в одно воскресное утро, когда он подойдет к пятой лунке, он увидит большой черный «седан», а в нем сидим мы…

— Ты хочешь поработать его кэдди[4] — с короткой усмешкой осведомилась Бонни.

— Я хочу его похитить, — отвечал Клайд, пристально посмотрев на нее.

Смысл его слов не сразу дошел до Бонни. Она помолчала, затем внутренне напряглась и сказала:

— Это безумие.

— Милая, это проще простого, — отмахнулся от ее сомнений Клайд. — Пару дней мы будем принимать его в гостях, а за это он, глядишь, подарит нам тысяч двадцать-двадцать пять. Когда полиция зашевелится, мы будем уже в доброй старой Мексике, вольные как ветер.

— Когда ты хочешь этим заняться?

— Сразу же, как только поправимся.

Бонни еще раз посмотрела на портрет Фреда У. Симмонса.

— Боюсь, что гость из него получится не самый приятный, — пробормотала она.

Комната была белой и светлой. Она ничем не отличалась от любой другой больничной палаты, если не считать оплетенной проволокой стеклянной двери и решеток на окнах. Но эти меры предосторожности не пугали Бланш Барроу. Если бы не запах дезинфектантов, она бы не догадалась, что находится в больнице. На глазах у нее была толстая повязка, и со дня ранения она ничего не видела. Она неподвижно застыла на стуле с прямой спинкой, сложив руки на коленях, аккуратно составив ступни ног. На другом стуле сзади сидела медсестра, но они разговаривали очень редко.

Бланш не отреагировала на щелчок замка, на то, что открылась дверь в палату. Вошел человек в хаки, Фрэнк Хаммер, и жестом руки велел медсестре удалиться. Она подчинилась. Он бесшумно подошел вплотную к Бланш. Только тут она почувствовала его присутствие.